евгений  онегин

Пушкин

 

Примечания  А. С. Пушкина
                           к  Евгению  Онегину                             

                                                  
      Что  касается  до  моих  занятий,  я  теперь  пишу  не  роман,  а  роман  в  стихах – дьявольская  разница.  Вроде  «Дон-Жуана» – о  печати  и  думать  нечего;  пишу  спустя  рукава.  Цензура  наша  так  своенравна,  что  с  нею  невозможно  и  размерить  круга  своего  действия – лучше  об  ней  и  не  думать – а  если  брать,  так  брать,  не  то,  что  и  когтей  марать. (1239_56)  


...я  на  досуге  пишу  новую  поэму,  «Евгений  Онегин»,  где  захлебываюсь  желчью.  Две  песни  уже  готовы.  (1245_62)  

Дельвигу  буду  писать...  Может  быть,  я  пришлю  ему  отрывки  из  «Онегина»;  это  лучшее  мое  произведение.  Не  верь  Н. Раевскому,  который  бранит  его – он  ожидал  от  меня  романтизма,  нашел  сатиру  и  цинизм  и  порядочно  не  расчухал.  (1250_67)  

Об  моей  поэме  нечего  и  думать – если  когда-нибудь  она  и  будет  напечатана,  то,  верно,  не  в  Москве  и  не  в  Петербурге.  (1251_68)  

        Александр  Пушкин
портрет  работы  
Тропинина

Слёнин  предлагает  мне  за  «Онегина»,  сколько  я  хочу.  Какова  Русь,  да  она  в  самом  деле  в  Европе – а  я  думал,  что  это  ошибка  географов.  Чтоб  напечатать  Онегина,  я  в  состоянии – – – то  есть  или  рыбку  съесть,  или  <на  хуй>  сесть.  (1255_72)  

«Онегин»  мой  растет.  Да  черт  его  напечатает – я  думал,  что  цензура  ваша  поумнела  при  Шишкове – а  вижу,  что  и  при  старом  по-старому.  (1262_79)  

Зная  старую  вашу  привязанность  к  шалостям  окаянной  музы,  я  было  хотел  прислать  вам  несколько  строф  моего  «Онегина»,  да  лень.  Не  знаю,  пустят  ли  этого  бедного  «Онегина»  в  небесное  царствие  печати;  на  всякий  случай  попробую. (1264_81)  

"Я  бы  и  из  «Онегина»  переслал  бы  что-нибудь,  да  нельзя:  все  заклеймено  печатью  отвержения".  (1265_82)  

Беспечно  и  радостно  полагаюсь  на  тебя  в  отношении  моего  «Онегина»! – Созови  мой  Ареопаг,  ты,  Жуковский,  Гнедич  и  Дельвиг – от  вас  ожидаю  суда  и  с  покорностью  приму  его  решение.  (1272_89)  

Я  нахожусь  в  наилучших  условиях,  чтобы  закончить  мой  роман  в  стихах,  но  скука – холодная  муза,  и  поэма  моя  не  двигается  вперед...  (1273_90)   

«Онегин»  печатается;  брат  и  Плетнев  смотрят  за  изданием;  не  ожидал  я,  чтоб  он  протерся  сквозь  цензуру – честь  и  слава  Шишкову!  (1290_107)

Жду  шума  от  «Онегина»;  (1294_111)

Кажется,  Вам  обязан  «Онегин»  покровительством  Шишкова  и  счастливым  избавлением  от  Бирукова.  (1296_113)

Читал  объявление  об  «Онегине»  в  «Пчеле»:  жду  шума.  Если  издание  раскупится,  то  приступи  тотчас  к  изданию  другому  или  условься  с  каким-нибудь  книгопродавцем.  Отпиши  о  впечатлении,  им  произведенном.  ...покамест  я  почтенному  Фаддею  Венедиктовичу  послал  два  отрывка  из  «Онегина»,  которых  нет  ни  у  Дельвига,  ни  у  Бестужева,  не  было  и  не  будет... (1297_114)  

Так  как  «Онегин»  может  его  развлечь,  я  немедля  начну  его  переписывать  и  пришлю  ему.  (1303_120)

...я  переписываю  для  тебя  «Онегина» – желаю,  чтоб  он  помог  тебе  улыбнуться.  (1305_122)

«Онегина»  переписываю.  Немедленно  и  он  явится  к  тебе.  (1306_123)  

Об  «Онегине»  ты  не  высказал  всего,  что  имел  на  сердце;  (1318_135)

От  Плетнева  не  получаю  ни  единой  строчки;  что  мой  «Онегин»?  продается  ли?  

...четыре  песни  «Онегина»  у  меня  готовы,  и  еще  множество  отрывков;  но  мне  не  до  них.  (1348_165)  

Посылаю  вам  лоскуток  «Онегина»  (1420_237)

«Вот  начало  большого  стихотворения,  которое,  вероятно,  не  будет  окончено.
Несколько  песен,  или  глав  Евгения  Онегина  уже  готовы.  Писанные  под  влиянием  благоприятных  обстоятельств,  они  носят  на  себе  отпечаток  веселости,  ознаменовавшей  первые  произведения  автора  Руслана  и  Людмилы. 
Первая  глава  представляет  нечто  целое.  Она  в  себе  заключает  описание  светской  жизни  петербургского  молодого  человека  в  конце  1819 года  и  напоминает  Беппо,  шуточное  произведение  мрачного  Байрона.
Дальновидные  критики  заметят  конечно  недостаток  плана.  Всякой  волен  судить  о  плане  целого  романа,  прочитав  первую  главу  оного.  Станут  осуждать  и  антипоэтический  характер  главного  лица,  сбивающегося  на  Кавказского  Пленника,  также  некоторые  строфы,  писанные  в  утомительном  роде  новейших  элегий,  в  коих
 чувство  уныния  поглотило  все  прочие.  Но  да  будет  нам  позволено  обратить внимание  читателей  на  достоинства,  редкие  в  сатирическом  писателе:  отсутствие  оскорбительной  личности  и  наблюдение  строгой  благопристойности  в  шуточном  описании  нравов»  (VI, 638).

В  4  книге  «Афенея»  напечатан  разбор  4 и  5 главы  «Онегина».
Под  романтическим  автор  разумеет  оговорку,  выручающую  поэта.
Разбирая  характеры  в  романе,  он  их  находит  вообще  безнравственными.  Порицает Онегина  за  то,  что  он  открыто  и  нравственно  поступает  с  Татьяной  влюбленной  и  что  жмет  руку  у  Ольги,  с  дурным  намерением  подразнить  своего  приятеля.
Ему  странно,  что  тихий  (?)  мечтательный  (?)  (справедливее:  пылкий  влюбленный)  Ленский  за  сущую  безделицу  хочет  вызывать  Онегина  на  дуэль  и  называет  свою  бесстрастную  невесту  кокеткой  и  ветреным  ребенком  (ибо  молодые  люди  обыкновенно  стреляются  за  дело,  а  любовники  никогда  не  поревнуют  по  пустякам).
Негодует  на  Татьяну  за  то,  что,  раз  увидев  Онегина,  она  влюбилась  без  памяти – и  пишет  ему  любовное  письмо;  что,  конечно,  очень  неприлично.
Наконец  находит  он,  что  сии  две  главы  никуда  не  годятся,  о  чем  я  с  ним  и  не  спорю.
Что  касается  до  стихосложения,  то  критик  отзывается  о  нем  снисходительно  и  с  полною  похвалою – хотя  и  находит  в  двух  последних  главах  «Онегина»  91 мелочь  и  еще  сотни  других,  цепляющих  людей,  учившихся  по-старинному.
Из  291 мелочи  многие  достойны  осуждения,  многие  не  требуют  от  автора  милостивого  отеческого  заступления, – вольно  всякому  хвалить  и  порицать  все,  что  относится  ко  вкусу.  Но  критик  ошибся,  указывая  на  некоторые  погрешности  противу  языка  и  смысла.  И  я  решился  объяснить  ему  правила  грамматики  и  риторики  не  столько  для  собственной  его  пользы,  как  для  назидания  молодых  словесников.  (1005)

Первые  неприязненные  статьи,  помнится,  стали  появляться  по  напечатанию  четвертой  и  пятой  песни  «Евгения  Онегина».  Разбор  сих  глав,  напечатанный  в  «Атенее»,  удивил  меня  хорошим  тоном,  хорошим  слогом  и  странностию  привязок.  Самые  обыкновенные  риторические  фигуры  и  тропы  останавливали  критика:  можно  ли  сказать  стакан  шипит  вместо  вино  шипит  в  стакане?  камин  дышит  вместо  пар  идет  из  камина?  Не  слишком  ли  смело  ревнивое  подозрение?  неверный  лед? 
Пропущенные  строфы  подавали  неоднократно  повод  к  порицанию.  Что  есть  строфы  в  «Евгении  Онегине»,  которые  я  не  мог  или  не  хотел  напечатать,  этому  дивиться  нечего.  Но,  будучи  выпущены,  они  прерывают  связь  рассказа,  и  поэтому означается  место,  где  быть  им  надлежало.  Лучше  было  бы  заменять  эти  строфы  другими  или  переправлять  и  сплавливать  мною  сохраненные.  Но  виноват,  на  это  я  слишком  ленив. 
Г-н  Федоров  в  журнале,  который  начал  было  издавать,  разбирая  довольно  благосклонно  4 и  5 главу,  заметил,  однако  ж,  мне,  что  в  описании  осени  несколько  стихов  сряду  начинаются  у  меня  частицею  уж,  что  и  называл  он  ужами,  а  что  в  риторике  зовется  единоначатием.  Осудил  он  также  слово  корова  и  выговаривал  мне  за  то,  что  я  барышень  благородных  и,  вероятно,  чиновных  назвал  девчонками  (что,  конечно,  неучтиво),  между  тем  как  простую  деревенскую  девку  назвал  девою:

                                           В  избушке  распевая,  дева
                                           Прядет...

Шестой  песни  не  разбирали,  даже  не  заметили  в  «Вестнике  Европы»  латинской  опечатки.  Кстати:  с  тех  пор  как  вышел  из  лицея,  я  не  раскрывал  латинской  книги  и  совершенно  забыл  латинский  язык.  Жизнь  коротка;  перечитывать  некогда.  Замечательные  книги  теснятся  одна  за  другою,  а  никто  нынче  по-латыни  их  не  пишет.  В  14 столетии,  наоборот,  латинский  язык  был  необходим  и  справедливо  почитался  первым  признаком  образованного  человека.
Критику  7-ой  песни  в  «Северной  пчеле»  пробежал  я  в  гостях  и  в  такую  минуту,  как  было  мне  не  до  Онегина...  Я  заметил  только  очень  хорошо  написанные  стихи  и  довольно  смешную  шутку  об  жуке.  У  меня  сказано:

                                              Был  вечер.  Небо  меркло.  Воды
                                              Струились  тихо.  Жук  жужжал.

Критик  радовался  появлению  сего  нового  лица  и  ожидал  от  него  характера,  лучше выдержанного  прочих.  Кажется,  впрочем,  ни  одного  дельного  замечания  или  мысли  критической  не  было.  Других  критик  я  не  читал,  ибо,  право,  мне  было  не  до  них. 
Между  прочими  литературными  обвинениями  укоряли  меня  слишком  дорогою  ценою  «Евгения  Онегина»  и  видели  в  ней  ужасное  корыстолюбие.   (1031)
 

1.
 Писано  в  Бессарабии.

2.  Dendy,  франт.

3.  Мнение,  будто  Овидий  был  сослан  в  нынешний  Аккерман,  ни  на  чем  не  основано.  В  своих  элегиях “Ex  Ponto”  он  ясно  назначает  местом  своего  пребывания  город  Томы  при  самом  устье  Дуная.  Столь  же  несправедливо  и  мнение  Вольтера,  полагающего  причиной  его  изгнания  благосклонность  Юлии,  дочери  Августа.  Овидию  было  тогда  около  пятидесяти,  а  развратная  Юлия,  десять  лет  тому  прежде,  была  сама  изгнана  своим  ревнивым  родителем.  Прочие  догадки  ученых  не  что  иное,  как  догадки.  Поэт  сдержал  своё  слово,  и  тайна  его  с  ним  умерла:  “Alterius  facti  culpa  silenda  mihi”  [“О  прочих  своих  грехах  лучше  я  умолчу” – строчка  из  Tristia,  кн. II].

4.  Шляпа  a  la  Bolivar.

5. 
Известный  ресторатор.

6.  Черта  охлаждённого  чувства,  достойная  Чальд-Гарольда.  Балеты  г. Дидло  исполнены  живости  воображения  и  прелести  необыкновенной.  Один  из  наших  романтических  писателей  находил  в  них  гораздо  более  поэзии,  нежели  во  всей  французской  литературе.

7.  Tout  le  monde  sut  qu`il  mettait  du  blanc;  et  moi,  qui  n`en  croyais  rien,  je  commencais  de  le  croire,  non  seulement  par  l`embellissement  de  son  tein  et  pour  avoir  trouve  des  tasses  de  blanc  sur  sa  toilette,  mais  sur  ce  qu`entrant  un  matin  dans  sa  chambre,  je  le  trouvai  brossant  ses  ongles  avec  une  petite  vergette  faite  expres,  ouvrage  qu`il  continua  fierement  devant  moi.  Je  jugeai  qu`un  homme  qui  passe  deux  heures  tous  les  matins  a  brosser  ses  ongles,  peut  bien  passer  qualques  instants  a  remplir  de  blanc  les  creux  de  sa  peau.  
                            
                                                                 (Confessions  de  J. J. Rousseau)* 

     Грим  опередил  свой  век:  ныне  во  всей  просвещенной  Европе  чистят  ногти  особенной  щеточкой.
    
[*Все  знали,  что  он  употребляет  белила;  и  я,  совершенно  этому  не  веривший,  начал  догадываться  о  том  не  только  по  улучшению  цвета  его  лица  или  по  тому,  что  находил  баночки  из-под  белил  на  его  туалете,  но  потому,  что  зайдя  однажды  утром  к  нему  комнату,  я  застал  его  за  чисткой  ногтей  при  помощи  специальной  щёточки;  это  занятие  он  гордо  продолжал  в  моём  присутствии.  Я  решил,  что  человек,  который  каждое  утро  проводит  два  часа  за  чисткой  ногтей,  может  потратить  несколько  минут,  чтобы  замазать  белилами  недостатки  кожи.
                                                                                                     (Исповедь  Ж. Ж. Руссо).
]

8.  Нельзя  не  пожалеть,  что  наши  писатели  слишком  редко  справляются  со  словарем  Российской  Академии.  Он  останется  вечным  памятником  попечительной  воли  Екатерины  и  просвещенного  труда  наследников  Ломоносова,  строгих  и  верных  опекунов  языка  отечественного.  Вот,  что  говорит  Карамзин  в  своей  речи:  „Академия Российская  ознаменовала  самое  начало  бытия  своего  творением,  важнейшим  для  языка,  необходимым  для  авторов,  необходимым  для  всякого,  кто  желает  предлагать  мысли  с  ясностию,  кто  желает  понимать  себя  и  других.  Полный  словарь,  изданный  Академиею,  принадлежит  к  числу  тех  феноменов,  коими  Россия  удивляет  внимательных  иноземцев:  наша,  без  сомнения  счастливая,  судьба,  во  всех  отношениях,  есть  какая-то  необыкновенная  скорость:  мы  зреем  не  веками,  а  десятилетиями.  Италия,  Франция,  Англия,  Германия  славились  уже  многими  великими  писателями,  еще  не  имея  словаря:  мы  имели  церковные,  духовные  книги;  имели  стихотворцев,  писателей,  но  только  одного  истинно  классического  (Ломоносова), и  представили  систему  языка,  которая  может  равняться  с  знаменитыми творениями  Академий  Флорентинской  и  Парижской.  Екатерина  Великая...  кто  из  нас  и  в  самый  цветущий  век  Александра I  может  произносить  имя  ее  без  глубокого чувства  любви  и  благодарности?..  Екатерина,  любя  славу  России,  как  собственную,  и  славу  побед,  и  мирную  славу  разума,  приняла  сей  счастливый  плод  трудов  Академии  с  тем  лестным  благоволением,  коим  она  умела  награждать  все  достохвальное,  и  которое  осталось  для  вас,  милостивые  государи,  незабвенным  драгоценнейшим  воспоминанием“.

9.  Неточность. На  балах  кавалергард<ские>  офицеры  являются  также,  как  и  прочие  гости,  в  виц  мундире,  в  башмаках.  Замечание  основательное,  но  в  шпорах  есть  нечто  поэтическое.  Ссылаюсь  на  мнение  А. И. В.


10.  Вся  сия  ироническая  строфа  не  что  иное,  как  тонкая  похвала  прекрасным  нашим  соотечественницам.  Так  Буало,  под  видом  укоризны,  хвалит  Лудовика  XIV.  Наши  дамы  соединяют  просвещение  с  любезностию  и  строгую  чистоту  нравов  с  этою  восточною прелестию,  столь  пленившую  г-жу  Сталь.  (См.  Dix  annees  d`exil)*.
                                      
                                                     
[*Десятилетнее  изгнание.]

11.  Читатели  помнят  прелестное  описание  петербургской  ночи  в  идиллии  Гнедича:

                                  «Вот  ночь;  но  не  меркнут  златистые  полосы  облак.
                                  Без  звёзд  и  без  месяца  вся  озирается  дальность.
                                  На  взморье  далёком  сребристые  видны  ветрила
                                  Чуть  видных  судов,  как  по  синему  небу  плывущих.
                                  Сияньем  бессумрачным  небо  ночное  сияет,
                                  И  пурпур  заката  сливается  с  златом  востока:
                                  Как  будто  денница  за  вечером  следом  выводит
                                  Румяное  утро. – Была  то  година  златая,
                                  Как  летние  дни  похищают  владычество  ночи;
                                  Как  взор  иноземца  на  северном  небе  пленяет
                                  Слиянье  волшебное  тени  и  сладкого  света,
                                  Каким  никогда  не  украшено  небо  полудня;
                                  Та  ясность,  подобная  прелестям  северной  девы,
                                  Которой  глаза  голубые  и  алые  щеки
                                  Едва  оттеняются  русыми  локон  волнами.
                                  Тогда  над  Невой  и  над  пышным  Петрополем  видят
                                  Без  сумрака  вечер  и  быстрые  ночи  без  тени;
                                  Тогда  Филомела  полночные  песни  лишь  кончит
                                  И  песни  заводит,  приветствуя  день  восходящий.
                                  Но  поздно;  повеяла  свежесть  на  невские  тундры;
                                  Роса  опустилась . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
                                  Вот  полночь:  шумевшая  вечером  тысячью  вёсел,
                                  Нева  не  колыхнет;  разъехались  гости  градские;
                                  Ни  гласа  на  бреге,  ни  зыби  на  влаге,  всё  тихо;
                                  Лишь  изредка  гул  от  мостов  пробежит  над  водою;
                                  Лишь  крик  протяженный  из  дальней  промчится  деревни,
                                  Где  в  ночь  окликается  стража  со  стражей.
                                  Всё  спит . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

12.   Въявь  богиню  благосклонну
       Зрит  восторженный  пиит,
       Что  проводит  ночь  бессонну,
       Опершися  на  гранит.
                        
(Муравьёв.  Богине  Невы)

13.  Писано  в  Одессе.

14.  См.  первое  издание  Евгения  Онегина. 
    
[Автор  со  стороны  матери,  происхождения  африканского.  Его  прадед  Абрам  Петрович  Аннибал  на  8  году  своего  возраста  был  похищен  с  берегов  Африки  и  привезен  в  Константинополь.  Российский  посланник,  выручив  его,  послал  в  подарок  Петру  Великому,  который  крестил  его  в  Вильне.  Вслед  за  ним  брат  его  приезжал  сперва  в  Константинополь,  а  потом  и  в  Петербург,  предлагая  за  него  выкуп;  но  Пётр I  не  согласился  возвратить  своего  крестника.  До  глубокой  старости  Аннибал  помнил  ещё  Африку,  роскошную  жизнь  отца,  19  братьев,  из  коих  он  был  меньшой;  помнил,  как  их  водили  к  отцу,  с  руками,  связанными  за  спину,  между  тем,  как  он  один  был  свободен  и  плавал  под  фонтанами  отеческого  дома;  помнил  также  любимую  сестру  свою  Лагань,  плывшую  издали  за  кораблём,  на  котором  он  удалялся. 
   
  18-ти  лет  от  роду,  Аннибал  послан  был  царём  во  Францию,  где  и  начал  свою  службу  в  армии  регента;  он  возвратился  в  Россию  с  разрубленной  головой  и  с  чином  французского  лейтенанта.  С  тех  пор  находился  он  неотлучно  при  особе  императора.  В  царствование  Анны,  Аннибал,  личный  враг  Бирона,  послан  был  в  Сибирь  под  благовидным  предлогом.  Наскуча  безлюдством  и  жестокостию  климата,  он  самовольно  возвратился  в  Петербург  и  явился  к  своему  другу  Миниху.  Миних  изумился  и  советовал  ему  скрыться  немедленно.  Аннибал  удалился  в  свои  поместья,  где  и  жил  во  всё  время  царствования  Анны,  считаясь  в  службе  и  в  Сибири.  Елисавета,  вступив  на  престол,  осыпала  его  своими  милостями.  А. П. Аннибал  умер  уже  в  царствование  Екатерины,  уволенный  от  важных  занятий  службы  с  чином  генерал-аншефа  на  92  году  от  рождения.
     Сын  его  генерал-лейтенант  И. А. Аннибал  принадлежит  бесспорно  к  числу  отличнейших  людей  екатерининского  века  (ум.  в  1800  году).
     В  России,  где  память  замечательных  людей  скоро  исчезает,  по  причине  недостатка  исторических  записок,  странная  жизнь  Аннибала  известна  только  по  семейным  преданиям.  (Мы  со  временем  надеемся  издать  полную  его  биографию).
            
                                                                               Примеч.  к  первому  изданию.
]

     "Первая  глава  "Евгения  Онегина",  написанная  в  1823 г.,  появилась  в  1825 г.  Спустя  два  года  издана  вторая.  Эта  медленность  произошла  от  посторонних  обстоятельств.  Отныне  издание  будет  следовать  в  беспрерывном  порядке:  одна  глава  тотчас  за  другою".

15.  La  mere  en  prescrira  la  lecture  a  sa  fille.  Piron.*
 
    Стих  сей  вошёл  в  пословицу.  Заметим,  что  Пирон  (кроме  своей  "Метромании")  хорош  только  в  таких  стихах,  о  которых  невозможно  намекнуть,  не  оскорбляя  благопристойности.
    
[*Мать  предпишет  своей  дочери  чтение  этих  стихов.  Пирон
]

16.  Из  первой  части  Днепровской  русалки.
 
17.  Сладкозвучнейшие  греческие  имена,  каковы,  например:  Агафон,  Филат,  Федора,  Фекла  и  проч.,  употребляются  у  нас  только  между  простолюдинами.

18.  Грандисон  и  Ловлас,  герои  двух  славных  романов.

19.  Si  j`avais  la  folie  de  croire  encjre  au  bonheur,  je  le  chercherais  dans  l`habitude*  (Шатобриан).
     [*Если  бы  я  имел  безрассудство  ещё  верить  в  счастье,  я  бы  искал  его  в  привычке.]

    
20. «Бедный  Иорик!» – восклицание  Гамлета  над  черепом  шута.
                                                           
                                                                 
(См.  Шекспира  и  Стерна)

21.  В  прежнем  издании,  вместо  домой  летят,  было  ошибкою  напечатано  зимой  летят  (что  не  имело  никакого  смысла).  Критики,  того  не  разобрав,  находили  анахронизм  в  следующих  строфах.  Смею  уверить,  что  в  нашем  романе  время  расчислено  по  календарю.

22.  Юлия  Вольмар – Новая  Элоиза.  Малек-Адель – герой  посредственного  романа  M-me  Cottin.  Густав  де  Линар – герой  прелестной  повести  баронессы  Крюднер.

23.  Вампир – повесть,  неправильно  приписанная  лорду  Байрону.  Мельмот – гениальное  произведение  Матюрина.  Jean  Sbogar – известный  роман  Карла  Нодье.

24.  Lasciate  jgni  speranza  voi  ch`entrate.*  Скромный  автор  наш  перевёл  только  первую  половину  славного  стиха.
      [*Оставьте  всякую  надежду  вы,  сюда  входящие.
]

25.  
Журнал,  некогда  издаваемый  покойным  А. Измайловым  довольно  неисправно.  Издатель  однажды  печатно  извинялся  перед  публикою  тем,  что  он  на  праздниках  гулял.

26.  Е. А. Баратынский.

     "Онегин  мне  надоел  и  спит;  впрочем  я  его  не 
бросил" – писал  Пушкин  Катенину  4  декабря  1825 г.,  незадолго  до  окончания  главы.  "В  4-й  песне  Онегина  я  изобразил  свою  жизнь".

27.  В  журналах  удивлялись,  как  можно  было  назвать  девою  простую  крестьянку,  между  тем  как  благородные  барышни,  немного  ниже,  названы  девчонками!

28.  «Это  значит, – замечает  один  из  наших  критиков, – что  мальчишки  катаются  на  коньках».  Справедливо.

29.      В  лета  красные  мои
           Поэтический  аи
           Нравился  мне  пеной  шумной.
           Сим  подобием  любви
           Или  юности  безумной,  и  проч.

                                  (Послание  к  Л. П.)


30.  Август  Лафонтен,  автор  множества  семейственных  романов.

31.  Смотри  «Первый снег»,  стихотворение  князя  Вяземского.

32.  См.  описания  финляндской  зимы  в  «Эде»  Баратынского.
   
33.  Зовёт  кот  кошурку
      В печурку спать.

Предвещение  свадьбы;  первая  песня  предрекает  смерть.
        
34.  Таким  образом  узнают  имя  будущего  женихи.
       
35.  В  журналах  осуждали  слова:  хлоп,  молвь  и  топ  как  неудачные  нововведения.  Слова  сии  коренные  русские.  «Вышел  Бова  из  шатра  прохладиться  и  услышал  в  чистом  поле  людскую  молвь  и  конский  топ».  (Сказка  о  Бове  Королевиче)
                                                                                            
Хлоп
 употребляется  в  просторечии  вместо  хлопание,  как  шип  вместо  шипения:
Он
 шип  пустил  по-змеиному.  (Древние  русские  стихотворения)
                                                             
Не
 должно  мешать  свободе  нашего  богатого  и  прекрасного
 языка.

36.  Один  из  наших  критиков,  кажется,  находит  в  этих  стихах  непонятную  для  нас неблагопристойность.
       

37.  Гадательные  книги  издаются  у  нас  под  фирмою  Мартына  Задеки,  почтенного человека,  не  писавшего  никогда  гадательных  книг,  как  замечает  Б. М. Фёдоров.

38.  Пародия  известных  стихов  Ломоносова:
                                           Заря  багряною  рукою
                                           От  утренних  спокойных  вод
                                           Выводит  с  солнцем  за  собою, – и  проч.

39.  Буянов,  мой  сосед
                                         . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
                                         Пришёл  ко  мне  вчера  с  небритыми  усами,
     
                                    Растрёпанный,  в  пуху,  в  картузе  с  козырьком…
                                                                                                     
(Опасный сосед)

40.  Наши  критики,  верные  почитатели  прекрасного  пола,  сильно  осуждали  неприличие  сего  стиха.

41.  Парижский  ресторатор.

42.  Стих  Грибоедова.

43.  Славный  ружейный  мастер.

44.  В  первом  издании  шестая  глава  оканчивалась  следующим  образом:  [см.  шестую  главу].

45.  
Левшин,  автор  многих  сочинений  по  части  хозяйственной.

46.           Дороги  наши – сад  для  глаз:
           Деревья,  с  дерном  вал,  канавы;
           Работы  много,  много  славы,
           Да  жаль,  проезда  нет  подчас.
           С  деревьев,  на  часах  стоящих,
           Проезжим  мало  барыша;
           Дорога,  скажешь,  хороша –
           И  вспомнишь  стих:  для  проходящих!
           Свободна  русская  езда
           В  двух  только  случаях:  когда
           Наш  Мак-Адам  или  Мак-Ева
           Зима  свершит,  треща  от  гнева,
           Опустошительный  набег,
           Путь  окуёт  чугуном  льдистым,
           И  запорошит  ранний  снег
           Следы  её  песком  пушистым.
           Или  когда  поля  проймёт
           Такая  знойная  засуха,
           Что  через  лужу  может  вброд
           Пройти,  глаза  зажмуря,  муха.
                                    
(«Станция».  Князь  Вяземский)

47.  Сравнение,  заимствованное  у  К**,  столь  известного  игривостью  воображения.  К…  рассказывал,  что,  будучи  однажды  послан  курьером  от  князя  Потёмкина  к  императрице,  он  ехал  так  скоро,  что  шпага  его,  высунувшись  концом  из  тележки,  стучала  по  верстам,  как  по  частоколу.

48.  С  самых  корней  (от  зародыша).

49.  В  посольстве.

50.  Пересесть  кого,  старинное  выражение,  значит  занять  место  выше.

51.  Известный  любитель  древности,  умерший  несколько  лет  тому  назад.

52.  Третье  сословие.

53.  
Rout,  вечернее  собрание  без  танцев,  собственно  значит  толпа.
 
 

     Отрывки  из  путешествия  Онегина.
 
     Последняя  глава  «Евгения  Онегина»  издана  была  особо,  с  следующим  предисловием:
     «Пропущенные  строфы  подавали  неоднократно  повод  к  порицанию  и  насмешкам  (впрочем,  весьма  справедливым  и  остроумным).  Автор  чистосердечно  признаётся,  что  он  выпустил  из  своего  романа  целую  главу,  в  коей  описано  было  путешествие  Онегина  по  России.  От  него  зависело  означить  сию  выпущенную  главу  точками  или  цифром;  но  во  избежание  соблазна  решился  он  лучше  выставить,  вместо  девятого  нумера,  осьмой  над  последней  главою  Евгения  Онегина,  и  пожертвовать  одною  из  окончательных
 строф:

                                            Пора:  перо  покоя  просит;
                                            Я  девять  песен  написал;
                                            На  берег  радостный  выносит
   
                                         Мою  ладью  девятый  вал –
                                            Хвала  вам,  девяти  каменам,  и  
проч.».

 
     П. А. Катенин  (коему  прекрасный  поэтический  талант  не  мешает  быть  и  тонким  критиком)  заметил  нам,  что  сие  исключение,  вредит  однако  ж  плану  целого  сочинения;  ибо  через  то  переход  от  Татьяны, уездной  барышни,  к  Татьяне,  знатной  даме,  становится  слишком  неожиданным  и  необъясненным. –  Замечание,  обличающее  опытного  художника.  Автор  сам  чувствовал  справедливость  оного,  но  решился  выпустить  эту  главу  по  причинам,  важным  для  него,  а  не  для  публики.  Некоторые  отрывки  были  напечатаны;  мы  здесь  их  помещаем,  присовокупив  к  ним  ещё  несколько  строф.
      [см. главу восьмую].

    

van-osmos@yandex.ru

ПРОДАЁТСЯ  ЗЕМЛЯ  В  ЛЕНИНГРАДСКОЙ  ОБЛАСТИ

Hosted by uCoz